В это трудно поверить, но самый первый большой успех Пауля Кереса – на знаменитом АВРО-турнире 1938 года – так и остался самым грандиозным в его шахматной карьере. Главным его отличием было в том, что эстонец стал первым! В последующие 33 года он бесконечно, с каким-то пугающим постоянством, будет вторым. Вечно вторым.
 
На самом деле в шахматной истории надо еще поискать более трагическую фигуру. По общему мнению, по силе таланта, преданности шахматам он мог, чуть ли не обязан был стать чемпионом мира, но… в силу характера или жизненных обстоятельств Керес так и не сумел сделать решительного шага вперед, – и растолкать локтями конкурентов.

  Пауль Керес родился 7 января 1916 года в эстонской Нарве. Удивительно, за годы жизни его маленькая родина несколько раз входила и выходила из состава сперва Российской империи, а потом и Советского Союза. Этот факт роковым образом повлиял на судьбу и его жизненный выбор. «Не повезло» и со временем – Пауль появился на свет во время Первой мировой войны, а его лучшие годы как шахматного профессионала пришлись на время Второй мировой. Но что бы ни происходило, какие бы тяготы и потери это не влекло за собой, Керес всякий раз оставался истинным эстонцем. Не удивительно поэтому, что он стал первым шахматистом, чей портрет оказался на денежной купюре своей страны.
Он обнаружил яркий талант к шахматам еще в 4 года – тогда, наблюдая за партией отца, указал ему более сильный ход. Возмущенный такой дерзостью малыша, соперник сразу смахнул фигуры с доски. Мать пошла еще дальше: видя все возрастающий интерес сына к игре, она не раз сжигала комплекты фигур в печи! Но Пауль все-таки не бросил играть в шахматы. Соперники нашлись в школе, а потом и дома, когда ими увлекся его старший брат, будущий физик Харальд. Первого успеха Керес достиг в 13 лет, когда неожиданно для завсегдатаев клуба в Пярну, где тогда жила семья, выиграл блицтурнир – 8 из 8!

 В конце того же 1929 года Пауль впервые обыграл мастера, Валдаса Микенаса, в сеансе одновременной игры. В следующем году он стал чемпионом Эстонии среди школьников – он едва доставал до дальнего края доски, но поразил всех комбинационным талантом, как и прежде выиграв все партии. А вскоре Керес уже не мог найти для себя достойного соперника в Пярну, – и как свое время Александр Алехин, стал играть по переписке.

Страсть к постоянному анализу, к поиску истины проявлялась у Кереса не только в игре, как живой, так и по переписке, но и в составлении задач и этюдов, в поиске новых путей теории. Еще школьником Пауль открыл новое продолжение в королевском гамбите, а к 1934 году, в котором он впервые выиграет чемпионат Эстонии, – превратится в видного теоретика. К тому моменту он уже понимал, что мануфактура и изготовление глиняных музыкальных инструментов, которым он занялся сразу по окончании гимназии – совсем не то, чем ему хотелось бы заниматься всю жизнь. И его призванием стали шахматы.

  Окончательное решение в их пользу Керес принял в 1935-м, когда попал на шахматную олимпиаду в Варшаву в составе сборной страны. Пауль был еще «зеленым», уступил не только Алехину, но еще и Тартаковеру с Флором, но при этом одержал массу побед и в целом произвел сенсацию своей игрой. Его имя не сходило со страниц эстонских газет, на волне общего восторга он получил в свои руки не только новый журнал «Eesti Male», но и, что особенно важно для 19-летнего юноши, – солидное пособие от меценатов.

  Вслед за годом решения пришли годы свершений. В 1936-1937 Керес уже окончательно становится первым шахматистом Эстонии, выиграв матч у тезки Шмидта. А затем берет первые призы в Бад-Наунгейме (впереди Алехина), Маргите (обойдя Файна и Алехина), Остенде, Праге и Вене. Чешские газеты, глядя на восемь рядовых побед Пауля, писали о том, что он «выигрывает партии, как дрова рубит». Утонченные австрийцы сравнили его игру с соло Паганини на скрипке. Сразу за ними последовали Кемери (4-5 с Алехиным, на пол-очка ниже Решевского, Петрова и Флора) и Земеринг (выше Файна, Капабланки, Флора и Решевского). После этой поистине выдающейся серии побед 21-летний Керес вошел в пантеон шахматных богов, и был приглашен в состав АВРО-турнира (1938).
Так за счет чего Керес добился столь колоссального прогресса? Прежде всего, за счет гармонизации своего стиля, развития логики и динамики, а также – чувства инициативы. Как он сам считал, «для молодого шахматиста наилучшей формой подготовки является участие в возможно большем количестве турниров, при этом желательно, чтобы он мог встречался с противниками различных стилей». Ну а в промежутках между шахматами, молодой, спортивно одаренный Пауль без устали сражался еще и в большой теннис.

 АВРО-турнир должен был назвать имя будущего соперника в матче на первенство мира для Александра Алехина, хотя сам чемпион и придерживался в этом вопросе иной точки зрения. Им мог стать каждый, кто обеспечит призовой фонд, а ФИДЕ так и вовсе имела «официального претендента» – Сало Флора. Если бы не эта «путаница в понятиях» и не грянувшая вскоре мировая война, у Кереса был бы шанс. Но… обо всем по порядку.
Первый круг турнира показал, что в шахматах фактически произошла смена поколений: 50-летний Капабланка и 46-летний Алехин играли явно ниже своих возможностей, были измотаны постоянными переездами и оказались биты молодыми Ботвинником, Файном и Кересом. И если советский чемпион начал отлично – с «+1», то… 24-летний американец оказался просто в феноменальной форме – в первых 6 турах Ройбен взял 5,5 очков!

Седьмая партия у него была с Кересом. Пауль начал турнир не очень уверенно, но чем дальше, тем больше начали проявляться его амбиции. Он устоял с Эйве и затем выиграл у Решевского, отбился от Алехина и блестяще одолел Капабланку. А следующую партию, с Файном, уже на склоне лет, Пауль назвал «важнейшей на своем шахматном пути».

Эстонец, игравший черными, сумел завязать борьбу, – и выиграл на нюансах, кончиками пальцев чувствуя малейшие перемены в позиции. Он неочевидно пожертвовал качество, образовал связанные проходные и подбросил сопернику иллюзию контригры. Это была партия, в которой проявились все лучшие черты Кереса-стратега и за которую западная пресса окрестила его «северным шахматным чудом». Проиграв в таком стиле, Файн во многом растерял свою прежнюю уверенность и в дальнейшем потерпел два поражения, что позволило Кересу, который с позиции силы завершил вничью все семь оставшихся у него партий, догнать Ройбена – и стать первым (по дополнительным показателям). 
Это был, пожалуй, самый радостный день в карьере Пауля Кереса. Молодой, красивый и вызывавший у всех только положительные отклики, – он не только доказал самому себе, что может быть сильнее всех в мире, но еще и получил признание из уст великих!

«Права Пауля сыграть матч с чемпионом мира Алехиным стали очевидными, – признал почти 40 лет спустя Михаил Ботвинник, оставшийся в АВРО-турнире лишь третьим. – И Капабланка, который мечтал, чтобы кто-нибудь победил его шахматного недруга, отвел Кереса во время заключительного банкета в сторону, и убеждал его не играть этот матч в Южной Америке, где у Алехина, по его мнению, было много влиятельных друзей!»
 
  Дело оставалось за малым – организовать матч за титул с Александром Алехиным.
Увы и ах, в Амстердаме-1938 Ботвинник поступил совсем не так благородно, как позже в своих мемуарах. Он опередил конкурента с вызовом на считанные часы. И пока Керес в холле Карлтон-отеля спокойно дожидался аудиенции с Алехиным, М.М., заручившись поддержкой Флора, уже обговаривал с чемпионом мира условия их матча. В отличие от Пауля у него была государственная поддержка, – и принципиальное согласие у бывшего соотечественника играть за корону в родной для того Москве, Ботвинник получил.
У Кереса до разговора о матче с Алехиным дело так и не дошло. И только несколько лет спустя, когда оба во время Второй мировой оказавшись во фашистской оккупации, были вынуждены играть в турнирах Третьего рейха, – чемпион мира несколько раз предлагал эстонцу сыграть такой матч. Но… Пауль каждый раз отказывался. Алехин даже вспылил: «Они все хотят дождаться, когда мне стукнет шестьдесят!» Но у Кереса были довольно веские основания для отказа, даже несмотря на то, что он мог и выиграть поединок.

  Дело в том, что эстонец отлично понимал: пусть и не по своей вине, но он оказался «не на той стороне», и когда Германия рано или поздно проиграет войну, никто не признает ни такой титул, ни его права на профессию! Ведь Керес успел почувствовать на себе все прелести от пребывания в СССР: когда в 1940 году из Эстонии (против ее воли) сделали советскую республику, у Кереса отобрали не только его шахматный журнал, но все его призовые деньги, завоеванные им в турнирах в 30-е годы. Как-то, в конце войны Керес спросил у Алехина: «Если я вернусь домой, русские снимут мне голову?» – «Снимут!» – без раздумий ответил чемпион, так и не сумевший после окончания войны возвратиться к шахматной жизни, и всеми забытый, умер непобежденным в Португалии в 1946-м.

  Керес вернулся в Эстонию буквально накануне того как в нее вошли советские войска – он не мог не вернуться, там его ждали жена и двое маленьких детей. План был бежать в Швецию, как делали многие эстонские интеллектуалы. Но катера, которые должны были увезти его в Стокгольм, увы, не пришли. Вместо этого он оказался на допросе в КГБ.

 «Великий молчальник» Керес так никому и не рассказал, какой ценой он купил свободу себе и своей семье, но… то, что в его послевоенных отношениях с Ботвинником не все было чисто, стало притчей во языцех. Достаточно сказать, что ему не позволили играть ни в чемпионате СССР-1945, ни в первом крупном послевоенном турнире в Гронингене, где Ботвинник добывал легитимную основу для матч-турнира на первенство мира.

  Да, Михаил Моисеевич сумел «напугать» Пауля Петровича еще до матч-турнира в 1948 году, выиграв у него две принципиальные партии: в абсолютном чемпионате СССР-1941, а после – на финише Мемориала Чигорина-1947. Но то, что Керес уступит Ботвиннику в четырех партиях подряд, решивших судьбу «короны», трудно было предположить.

  В том, что ни Смыслов, ни Решевский, ни тем более Эйве, а именно Керес был главным конкурентом Ботвинника в борьбе за «бесхозное» (после смерти Александра Алехина) звание чемпиона мира, сомнений ни у кого не было. Несмотря на постоянный прессинг и напоминания, кому обязан продолжением карьеры, Пауль победил в трех из четырех чемпионатах СССР, в которых участвовал – 1947, 1950, 1951. И в остальных турнирах он был постоянно рядом с Ботвинником. «Если не постоянное соперничество с Паулем, – вряд ли бы я сумел продвинуться настолько далеко в области шахмат», – писал он.
 
   И перед турниром претендентов-1950 именно Керес был первым кандидатом на матч с чемпионом. Увы, финиш турнира у него совсем не сложился, – и на прием к Ботвиннику отправился не эстонец, но Давид Бронштейн, который был младше Пауля на 8 лет.
А через три года в 1953-м история повторилась. Только теперь «на повышение» пошел Василий Смыслов, а Керес – разделил второе место с Бронштейном и Решевским.

  И если в Цюрихе особых шансов на победу у эстонца не было, следующие девять лет он был близок к матчу с Ботвинником как никто другой. В 1956-м, в Амстердаме, Василий Васильевич совершил вторую попытку, Пауль Петрович – на привычном втором месте. А в 1959-м, в Бледе и Загребе, далеко вперед ото всех ушли двое – 43-летний Керес и 23-летний Михаил Таль. «На ленточке» гениальный рижанин оказался выносливее. В 1962-м – Керес вместе с Ефимом Геллером в полушаге от победителя Тиграна Петросяна.

  
  Стоит ли добавить, что Бронштейн матч с Ботвинником завершил вничью, ну а Смыслов, Таль и Петросян – выиграли, став седьмым, восьмым и девятым чемпионами мира.
Надо сказать, что спокойный и всегда корректный Пауль Керес ни разу не поставил под сомнение успех своих соперников. Не стенал, не жаловался, не строил козней, не искал помощи у сильных мира сего. Он как и в истории с Ботвинником признавал футбольный закон: «счет всегда на табло», – и просто начинал готовиться к очередной схватке.

  Керес, к слову, сыграл и в следующем цикле первенства мира, когда турнир по просьбе Фишера заменили на матчи претендентов. И в самом первом из них Пауль встретился с будущим десятым шахматным королем, Спасским, и в свои 49 лет создал Борису самые серьезные проблемы в том цикле. Но больше за шахматную корону он не сражался.

  Покинул он и состав сборной СССР, вместе с которой семь раз становился победителем шахматных олимпиад (1952–1964). Хотя в 1970-м оказался включен в состав сборной на «Матч века» в Белграде, в котором внес весомый вклад в победу Советов, взяв у Ивкова – 3 из 4 на 10-й доске! Хватало у Пауля Петровича и «обычных» турнирных побед, хотя в советское время эстонец играл далеко не так уж часто и успешно, как в благословенные для него 30-е годы: Будапешт (1952), Гастингс (1955), Мар-дель-Плата, Сантьяго (1957), Стокгольм (1960), Цюрих (1961), Бамберг (1969), Будапешт (1970), Таллин (1971).

  В 1974 году Керес вполне мог стать президентом ФИДЕ. Если бы в этом вопросе от него хоть что-нибудь зависело! Когда гроссмейстеру достаточно было дать принципиальное согласие, он по привычке покраснел, рассмеялся, а потом задумался и сказал: «Знаете, в Советском Союзе самостоятельно я могу разве что шахматные книжки писать…»

  Пауль был не только выдающимся практиком, ставившим во главу угла универсализм, и одинаково хорошо игравшим во всех стадиях партии, но крупным теоретиком, серьезно обогатившим теорию, особенно открытых начал. А его фундаментальные исследования по испанской партии и французской защите актуальны по сей день. Образцовыми стали его примечания к партиям, выполненные в «классическим» стиле, причем, как к своим (знаменитые «100 партий»), так к партиям других игроков прошлого и настоящего.
   
  Он ушел из жизни, не дожив полгода до своего 60-летия. Перенеся инфаркт на турнире в Ванкувере, Керес по обыкновению никому не проговорился об этом, и умер по дороге домой. Пауль Петрович был похоронен в Таллине, где два десятилетия подряд, в январе, проходил турнир его памяти. Его именем назвали площадь в столице, на рубеже веков признали лучшим эстонским спортсменом XX века и изобразили на купюре 5 крон.

   Каждый выбирает свои ценности и свой жизненный путь. Пауль Петрович Керес отлично знал цену победы, – и запах лавра чемпионского венка никогда не сводил его с ума.скачать dle 12.1